26 февраля 2024 

В детстве, в тот самый миг, когда впервые поднял голову к ночному небу и увидел звезды, то сразу понял, что влюблен в них. Они казались красивыми светлячками на черном-черном небе. Самое первое воспоминание этого события у меня осталось с зимы — когда мороз разогнал все облака и чистое-чистое небо, иссиня-черное сверкало россыпью драгоценных камней звезд на черном бархате покрывала. Ни как далеко они, ни что они на самом деле я тогда еще не знал и даже не представлял. Для меня это было просто завораживающе и этого ощущения было достаточно. Потом, когда научился читать, то помимо справочника по биологии, в который я пытался вчитываться с умным видом, штудировал, сидя на горшке были еще и журналы «Наука и жизнь». В них мне тогда мало что было понятно, но иногда там печатали статьи про астрономию и невзирая на свой детский ум пытался их читать. Конечно, на горшке это было неудобно, а вот когда с горшка я пересел за школьную парту — стало проще. Мозг уже вполне усваивал материал и по биологии, и по астрономии, несмотря на то, что он предназначался для старших классов. Когда дед купил мне домой складную парту, то погружение в прекрасный мир астрономии стало еще проще. Я поставил парту в своём «кабинете», но этого мне показалось мало — хотелось полностью замкнуться так, чтобы ничего не мешало чтению. Выход был найден простой — я взял у бабушки старые шали, длинные, которыми можно укутаться с головы до ног и повесил их вокруг парты, предварительно забив для крепления гвозди в потолочные балки, благо потолок был невысокий и мне хватило табурета, чтобы с моим ростом достать до них. Дед, зайдя и увидев мою затею, хмыкнул, проверив, что ни один гвоздь не шатается, а шаль, висящая на них, не порвется и лишь предупредил, чтобы я смотрел за огнём.

•       А то спа`лиш нам хату, што тогда?

У деда осталось немного от белорусского говора — слова без смягчения, фактически не употребляя в устной речи то, что в письменной называется «мягким знаком». В остальном, предположить, что он белорусских корней было практически невозможно. Ну и фамилия, конечно, Катковский, которая и на польскую смахивала. 

В целом, я пообещал погасить свет, когда ухожу из комнаты и тем, успокоил деда. Ну а после занялся своим делом. Если днём я читал тогда, в основном, художественную литературу, наподобие «Робинзона Крузо» и «Двадцать тысяч лье под водой», то научную литературу необъяснимым образом я любил читать именно в сумерках при свете свечи. Нет, свет у нас был — дед, озаботился и в моей каморке была мощная шестидесятиваттная лампочка накаливания, которой вполне хватало, чтобы осветить все уголки моего любимого закутка. Но мне безумно нравилось читать при свете свечи. Обвешиваясь шалями вокруг своей парты и сидя на высоком стуле, я находился в пространстве полметра на полметра, которое освещалось только огоньком свечки, стоявшей на блюдце. Не могу сказать, кем я себя представлял или с кем ассоциировал, но чувство уюта и комфорта, которое я испытывал в те момент казалось врожденным. Как из прошлой жизни…

Ладно, вернемся к звездам. О том, что звезды лучше видны зимой мне поведал дед. Я убедился в этом на своём опыте. Летом, чтобы получше увидеть ночное небо я уходил в овраг, ложился в самом начале расщелины, где по половодью бежала талая вода и смотрел вверх. Узкие распады оврага ограждали моё зрение от постороннего света и звезды были ярче. Это я узнал также сначала на своем опыте, а потом и из умных журналов. Но посмотреть всё небо так не получалось. Даже если лежать долго и не реагировать на зов бабушки к чаепитию перед сном, то перед глазами сменялись далеко не все созвездия. А если выйти на вершину холма, то либо свет от городских огней вдали, либо пасмурность мешала просмотру моего любимого звездного неба.

Зимой всё было иначе. Чтобы посмотреть на звезды надо было просто дождаться сильного мороза и отсутствия метели. Тогда весь небосвод раскрашивался яркими звездами от края до края и видеть их можно было даже стоя у кроличьих клеток в нашем саду, не утруждая себя забираться высоко на холм. Аккуратно, стараясь не обжечься, вдыхая сладковатый морозный воздух, вставал я у земляной лестницы в саду и смотрел на то, как движутся звезды. Если замереть и попытаться не дышать, то можно было услышать такую умиротворяющую тишину вокруг, что время начинало казаться тянущейся патокой, изливающейся откуда-то сверху из Млечного пути и пронизывающее все вокруг.

•       Ба, а что такое это Млечный путь?
•       Коровка гуляла по полям, щипала травку, а вечером заблудилась и забралась на небеса, там ее молочко и пролилось каплями по всему небу. Так и получился Млечный путь…
•       А куда он идёт?
•       Ох, Митя… он ведёт туда, куда мы все придём рано или поздно…

Увидев, что я задумался и не совсем понял ее метафорическое откровение, она добавила

•       Там, где … бабушка моя… ее мама, мама её мамы… Где все те, кто были когда-то здесь на земле и ушли…
•       Умерли?
•       Это мы так говорим… умерли. Они ушли. Вот по той самой дорожке, которую сотворила небесная коровка.
•       А я тоже по ней пойду?
•       Не скоро, Митенька, не скоро… Сначала мы с дедом пойдём, приготовим всё… потом уж ваши родители, а там, когда время придёт — через лет сто, наверное, и ты тоже… Но это не скоро, ты пока не думай об этом…

Не думать не получилось… Я прочитал, что Млечный путь — это скопление звезд, которое по сути и есть наша Галактика, в которой мы живём. Частью которой является и наша Солнечная система. Это было внятное и простое объяснение, но в нем не хватало того, что придает ему смысл. И я оставил в нём тот смысл, который мне передала моя Ба.

Что же такое Луна я узнал почти сразу. Правда неверно. Не помню уже кто сказал мне, что это планета. Как наша Земля. Истина открылась мне буквально через пару дней после этого в очередном журнале, который я читал при свете свечи. Луна — это спутник. Это откровение меня ничуть не разочаровало, так как от того, что дивный светлый диск на ночном небе имеет какой-то иной статус, нежели чем наша планета не имело никакого особого значения. А вот тот факт, что наш спутник светится не сам, а лишь отражает свет Солнца — было для меня удивительным. Как она может отражать свет Солнца, если самого Солнца нет на небе? … Ведь чтобы отразить луч от зеркала и осветить им что-то нужно поставить зеркало под этот луч. Тогда мне казалось, что Луна, светя на Землю сама спряталась за нашей планетой от Солнца. И лишь чуть позже я дошел до картинок в журнале, которые поясняли, что Луна, светясь, находится под углом к Земле, а потому мы всегда и видим ее часть, светящую нам отраженным светом. Когда же Луна полностью прячется за нашей планетой то происходит новолуние, а когда выходит из-за нашей тени целиком, то — полнолуние. Будучи очень ответственным ребенком, я даже задумал зарисовывать Луну самому каждую ночь, чтобы сверить то, что было написано с тем, как есть на самом деле. Что поделать — я был очень недоверчив. Однако исполнению моего замысла помешала метель, которая шла несколько ночей. Я понял, что наблюдения надо отложить. Через пару месяцев я уже вполне начитался полезной научной литературы и проникся доверием к проведенным до меня опытам настолько, что решил не повторять эти опыты. Так и остались у меня наброски нескольких лунных фаз наблюдения без продолжения.

Весной, когда небо в ночь растягивалось после дождя и грозы тоже можно было наблюдать звезды и луну. От нашего дома вверх на холм тянулся овраг, проделанный талой водой по весенним паводкам. Я, задирая голову вверх, обратил внимание, что когда я нахожусь в овраге, то вижу звезды четче и лучше, чем, когда подымаюсь выше и забираюсь на холм. Сначала я не придал этому значения, так как неокрепший мой детский ум не допускал того факта, что, будучи дальше от предмета наблюдения можно видеть его лучше. До этого я коротал время наблюдая за поездами с вершины холма и прекрасно понимал, что чем дальше — тем хуже видно… А тут… Не, не может быть. Забираясь на холм, я укладывался на ещё теплую от солнечных лучей землю, аккуратно выбирая место, где трава не пачкала одежду и смотрел в небо. Потом, спускаясь в овраг и бросая взгляд на звезды я про себя хмыкал более четкому виду, списывая это на то, что «пригляделся». А через некоторое время узнал, что дело не в овраге или низине, а в том, что, убирая из поля зрения дополнительные источники света, в том числе бокового, мы улучшаем видимость светящихся объектов, которые находятся перед нами. Нет, днём, как бы не утверждал Аристотель, даже из глубокого колодца у нас не получится увидеть звезд, но вот ночью, убрав из поля зрения все источники света мы увидим небо более ярким. Когда я узнал это, то перестал бегать на холм, чтобы разглядеть звезды, а смотрел их либо из оврага, либо даже со своего двора, который был огорожен со всех сторон и лишен источников света, становясь ночью как бы коробкой, в которую не попадает свет фонарей.

Как-то раз, выходя в ночь из своего «кабинета» я встретил деда, который тогда в кратком периоде своей жизни снова начал курить и стоял, смоля самокрутку у лестницы.

•       Ты куда, Дим?
•       Луну смотреть, деда
•       О! А ты знаешь, что на ней видно?
•       Что? Кратеры? (сумничал я)

Дед ухмыльнулся, потрепал мои детские кудри и пошел со мной вверх по лестнице к нашему саду. С верхних ступенек вполне было видно всё небо вокруг.

•       Смотри — дед показал пальцем на Луну — видишь вон там, справа мужик стоит, а слева, чуть ниже, лежит, рукой закрылся?

Я начал вглядываться в пятна на Луне и у меня действительно стали проступать силуэты двух мужиков, как и описал мой дед…

•       Да, вижу! А что это?
•       Это двое — они дерутся и тот, что справа уже победил.
•       А раньше же не было их…
•       Не было… Они не каждый день дерутся… — дед ухмыльнулся.

В тот день я долго размышлял над сказанным и увиденным. Раньше мне в голову не приходило, что из узоров на Луне складываются картинки… Может и из звезд также… ? На следующий день я поделился откровением со своей бабушкой.

•       Что ты Митя, деда слушаешь… — рассмеялась она — никто там не дерется… Ты присмотрись — вот сегодня будет полная Луна, так там будет видно женское лицо как есть — глаза, нос, рот… Сам увидишь, как присмотришься…

Весь день у меня прошёл как на иголках. Дед ушёл на станцию, где, несмотря на возраст всё же подрабатывал ночным сторожем, так как не хотел сидеть дома, а я, едва дождавшись темноты и напившись вечернего чаю, выбежал на улицу. Увы, тучи заполнили всё небо. И хотя дождя не было — видимость была такая, что лишь редкие отблески лунного света прорывались через завесу мглы. Я решил не сдаваться и подождать, оставшись без сна и сидя в своей комнате, где при свете свечи читал старые журналы «Крокодил». Зачитавшись, я даже не услышал, как кукушка в настенных часах за стеной прокуковала час ночи. Оторвав взгляд от журнала, когда свеча уже почти догорела и начала чадить, я увидел, что за окном давно тишина и даже собаки не лают, уснув на своих лежанках. Выскочив на улицу, благо тепло летних ночей уже позволяло делать это не одеваясь, взглянул на небо. Оно было черным как смоль и украшено сотнями звезд, среди которых ярким диском светилась луна, лишь только начиная убывать с самого края. Я вгляделся в нее, вспоминая слова бабушки и … действительно увидел женское лицо, которое, как мне казалось, даже подмигивало мне… Потрясенный, я пытался понять, как я мог не разглядеть его раньше и где те самые два дерущихся мужика, которые мне показал мой дед. Через несколько минут подул сильный ветер и небо снова начало заволакивать тучами. Луна скрылась в них, унеся с собой загадку. Остаток ночи я провалялся в кровати и лишь под утро заснул. Спал недолго, благо, что в деревне утром не получится дрыхнуть — ни собаки, отрабатывающие свой кусок хлеба за сторожение, ни утки, ни куры с петухами этого просто тебе не позволят. А просто так лежать без сна — смысла особого не было.

Дед вернулся с ночной смены и завтракал, готовясь потом пойти на покос, а к полудню отоспаться по жаре. На покос я шёл вместе с ним, благо к дедовской «литовке» моя полуметровая «горбушка» хоть и немного, но добавляла в скорости сенокоса. По дороге всё же не выдержал и спросил

•       Деда, я вчера смотрел на Луну, но там не было тех дерущихся….
•       А кто был, Дим?
•       Ну…. Лицо я видел… женское…
•       Так ты с бабушкой говорил что-ли… усмехнулся дед
•       Ну да…
•       Ну всё, теперь не увидишь больше там дерущихся… Эх… — с показной горестью сказал дед
•       А как быть… ?
•        Да всё дело в том, что каждую ночь луна разная и то, что на ней можно увидеть — тоже разное — с улыбкой сказал мне дед
•       Хммм… аааа….

Это откровение заставило меня надолго задуматься. Ведь я и до этого смотрел на небо, но ни разу не видел на луне никаких силуэтов и лиц… Чуть поразмыслив я пришел к выводу, что они там всё же были, но я был слишком мал для того, чтобы осознать увиденное. Было очень просто в свои шесть лет считать себя вчерашнего недостаточно взрослым для себя сегодняшнего…

К вечеру, задумавшись, я вспомнил про свои рисунки лунных фаз и нашёл их, полагая, что там могут быть какие-то силуэты… Но там был только контур с ровной штриховкой. Значит, тогда я ничего не видел и действительно был слишком мал, чтобы осознать то, что прямо передо мной.

 Несмотря на то, что Луна была самым большим объектом на ночном небе, звезды привлекали моё внимание не меньше. Собственно, с них и началось моё увлечение звездным небом. Как я и говорил, Луну я заметил позже…

Хотелось бы, конечно, вспомнить более точно, когда я впервые поднял голову к ночному небу и увидел его красоту, но, увы, моя память не сохранила эти воспоминания. Вероятно, тому виной, что самые первые воспоминания моего детства были связаны с тем, что я находился в составе Группы Советских войск в Германии в качестве боевого советского младенца и по возвращению оттуда моя память была стерта в КГБ. Или же я дал подписку о неразглашении и пытаюсь это неуклюже скрыть от вас. В общем, далеко не первый раз я посмотрел на звездное небо осознанно уже на родной Кирсановской земле, где свет далеких небесных огоньков отражался в водной глади тазика, в котором я умывался. Сколько мне тогда было я не помню, потому что еще не умел считать и ценить время, не зная даже, что это такое. Увидев эти странные белые точки на поверхности воды я, своим неокрепшим детским умом, догадался, что это отражение и посмотрел наверх. Там наверху была тьма и множество светлячков, которые застыв на месте, пытались осветить ту мглу, которая их окружала. Я долго ждал, когда они начнут двигаться, но они всё также оставались на месте. Мне стало интересно и, после того случая, каждый раз, когда мне доводилось выходить на двор ночью я подымал голову к небу, стараясь убедиться, что все светлячки на месте. Со временем я заметил некоторую особенность в их положении, которая заключалась в том, что, сохраняя своё расположении по отношению друг к другу, эти светлячки — звездочки все вместе перемещались по звездному небу. И одну и ту же группу близких звезд в одно время можно было обнаружить в одной части неба, а в другое — сдвинутой в сторону. И, чем больше прошло времени между наблюдениями — тем дальше от своего начального положения сместились звезды. Значит, эти светлячки все же двигаются, решил я. Тогда, еще в СССР, в тихие восьмидесятые годы моего детства, в селе, рядом с Кирсановым, где прошло моё детство астрологов еще не было. Но пособия по астрономии в библиотеке были. Правда, только в городе (отдельно напишу о книжных магазинах моего детства, если не забуду и не будет лень). У нас дома был учебник по астрономии Воронцова — Вельяминова для 9 класса. И еще большая и пополняющаяся подшивка журнала “Наука и Жизнь”, в которой выходили статьи про астрономию. Каких-то специализированных изданий не было (мама моя была биологом по первому образованию). Но учебника и нескольких выпусков журнала мне вполне хватило, чтобы понять примерно что такое созвездия и как их найти на небе. 

• Деда, а какое твое самое любимое созвездие?
• Хм… Вот, гляди, видишь рядом три точки, яркие, почти на одной линии?
• Ага…
• Это, Дима, пояс косца, а вот вокруг звездочки — это верх и низ его. Он стоит с косой и ждет, когда выпадет роса и начнёт косить.
• Так она утром же выпадет, его не видно уже будет…
• Конечно, не видно… Он сойдёт на землю, чтобы косить.

Зачем косить и для кого я спрашивать не стал, так как только утром вернулся вместе с дедом с покоса, где были и другие сельчане. Кто-то косил траву для кроликов, как мы, кто-то для коз, кто запасал сено на зиму для скота, а кто-то добирал его для добавки в глину, чтобы поправить хлев или сарай. Вариантов того, зачем было нужно косить мне было известно множество. Поэтому я просто подумал, что раз косит, значит так ему надо… Может там, рядом с ним где-то есть козочка или коровка. 

• Ба, а ты знаешь, что мы с дедом завтра по росе опять пойдём на покос?
• конечно, Митя, еще пару дней походите, чтобы стога собрать на зиму. Вы у меня молодцы, а ты наш помощник самый главный.
• Ба, Ба! А там на небе тоже есть Косец, мне дед показывал — у него пояс яркий, он виден хорошо, хочешь покажу?

Бабушка у меня тогда еще ходила хорошо и даже сама два раза в неделю добиралась до рынка, где мы продавали шкурки и мясо кроликов, а потом, научившись шить шапки и сами шапки. 

• Ну, пойдём… 

Бабушка отложила вязание и пошла со мной через веранду на двор. 

• Вот, смотри, Ба, вот три звездочки, видишь?
• Вижу, Митя, вижу… только у нас это называют пояс пряхи. Большая небесная Пряха сидит и прядёт самую длинную нить… для каждого из нас.
• А зачем нам нить, Ба?
• А вот пока она прядется — человек живёт… А как закончит прясть — так умирает…
• Ба… А как же…
• Не бойся, Митенька, Пряха усердная, она твою нить долго прясть будет. 

Я задумался. Как же так. У Деда это Косец, который косит траву по росе, а у бабушки это Пряха. Странно, ведь это одни и те же звезды, на одном и том же месте… Почему тогда они такие разные для двух близких мне людей. Эта загадка мучила меня целую неделю, пока я не решил поделиться своими размышлениями со своими друзьями. Сидя у костерка в посадках, тщательно следя больше за тем, чтобы нас не засекли взрослые с огнём в лесополосе, нежели чем за самим огнём, я как бы между делом спросил у Вовки:

• А ты знаешь как называется созвездие, где три яркие звезды рядом?
• Неа, мы еще не проходили…

Тоже самое мне ответили и остальные двое. Тогда мне стало понятно, что не всем детям это интересно. Ведь не все же такие взрослые, как я сам. Вернее как я сам считал самого себя. А вот со взрослыми было сложнее. Спросить было практически не у кого. Все взрослые соседи с утра до позднего вечера были заняты своими делами и не интересовались делами малышни, которая либо помогала им, либо, не мешаясь под ногами, занималась своими делами. А вечером, встречая кого либо на улице, я по деревенскому обычаю сначала здоровался, потом обменивался любезностями, потом узнавал как дела на нашей улице у всех соседей, а потом уже пора было идти спать. 

По новому я начал смотреть на небо уже в средней школе, когда начались уроки астрономии. А потом в вышке, когда увлекся древней историей уже серьезно и надолго. Помимо всех созвездий и зодиака, который как я узнал состоит далеко не из двенадцати групп звезд, зачастую совершенно не связанных друг с другом никак, кроме нашего восприятия их близости друг к другу, я узнавал о том, как видели эти звезды разные народы в разные времена и вспоминал то, как я видел их тогда — в своем раннем детстве. 

Я люблю смотреть на звезды и сейчас. Всматриваться в ночное небо — это самое естественное, что можно делать при свете звезд. Ярче всего они были видны, когда я лежал на земляном полу окопа безымянной высотки под Сельментаузеном. Тогда я вспомнил свои детские изыскания и ледяной холод земли, пронизывающий до костей даже через каремат отступил, оставив место теплу, сохранившемуся во мне с самого детства.