Осадная башня медленно, как бы вальяжно, ползла, собирая на катки едва просохший после весеннего паводка грунт. До стен городища было ещё довольно много.
Князь Осташ, наблюдая со стены за приближением деревянной туры, мрачнел. Противник его был слишком осторожен, чтобы воспользоваться лестницами, хотя высота стены позволяла это сделать. Но лестницы – это большие потери. А этот Часлав, пользуясь раздором и усобицами и объявивший себя князем, был слишком хитёр для такой прямоты. Да и войска у него было всего ровно столько, чтобы в прямом бою чуток перевесить. На его, Осташа, дружину в неполную сотню, привел лишь полторы. Вывести своих людей в поле – проиграть. Хотя и заматеревшая у Осташа дружина, но и у Часлава не новики в строю. Только-только из похода южного вернулся. Там и славу себе сколотил, и опыта набрался. Вот теперь ползёт, гадина деревянная, к его Осташа, родовому граду Костеню и ничем её не проймёшь. Вот только странно, что всего полторы сотни привёл Часлав. Мог бы и вдвое привести, ан нет. Выслать гонцов – округу осмотреть – нет возможности, каждый на счету. Все эти мысли не давали покоя голове Осташа, а руки же машинально натягивали тугую тетиву и посылали смолёные стрелы через горящий чан в осадную башню неприятеля.
Стук калёных наконечников, пробивавших обшивку из вымоченной кожи и входивших глубоко в дубовую плоть башни стал уже привычном для ратников Часлава. Каждый из них, вчерашний простой воин, дойдя до стены, мог утвердиться в статусе княжеского дружинника. А это сулило свой двор, челядь и долю в добыче уже не разбойного набега, а княжьего двора. Вот только для того, чтобы стать этим княжьим дружинником надо сначала Чаславу стать князем. А для этого – дойти до стены.
Шли.
Казалось, земля сама пропускает их, не смотря на недавнюю распутицу. Катки проскальзывали так плавно, что стоявшие на рычагах менялись не особо уставшими. Но Часлав приказал не спешить. Башня должна дойти до стены не раньше темноты. Оно и верно. Затемно близи сподручно бить, а стрелкам целить тяжко. Потому узкий мостик башни, откинувшись на зубцы, должен стать единственной ареной боя. Ежели кто решится факелами себе подсвечивать, то на то есть и свои лучники, сразу глазки закроют любопытным. Единственное, что тревожило ратников – это малое превосходство, которое говорило о том, что не всем из них завтра пировать на княжьем дворе. Но людская мысль такова, что никто из них не видел себя лежащим во рву, с раскроенным черепом, а лишь поднимающим чашу и славящим богов и нового князя.
Часлав, стоя за деревянным гуляй-городом, сколоченным на случай, если придётся отбивать вылазку Осташа, смотрел через прорезь на стену своего будущего града и отмечал движение солнца по небосклону. Он улыбался, предвкушая завтрашний пир. Его войны, разведя огонь под защитой древесного настила, готовили горячий узвар, чтобы согреть себя в ещё промозглую, не ставшую по-настоящему ночь перед боем. За всё время осады, шедшей четвёртый день, у осаждавших было лишь трое раненых меткими стрелками, да и то, резаные раны от вскользь прошедших стрел лишь раззадоривали пострадавших на ответную схватку.
Увязанные тряпьём копыта коней, сытых и потому лишь слегка пофыркивающих, а не раздражённо похрапывающих, тихо переступавших в нетерпении ринутся вперёд. Солнце вот-вот коснётся окоёма. От его захода ещё четверть темноты и вперёд. Атака. Засадный отряд, со штурмовыми лестницами, притороченными к сёдлам четвёрки лошадей попарно с каждой стороны ожидал своего часа с противоположной стороны крепости.
Всё или ничего. Именно так и никак иначе. Будущие дружинники, видя, как огненное светило коснулось окоёмной черты, ускорили нажим на рычаги, и башня покатила резвее. Стук стрел, безуспешно пытающихся поджечь брёвна неумолимо надвигающейся опасности, казался бессильным грибным дождиком, лишь пугающим своей надоедливостью. Но верхняя часть башни хранила ещё одну часть тайны Часлава. И время для её раскрытия всё приближалось.
Рог с княжеского двора, заставил вздрогнуть Осташа. Новая напасть? Его войны уже приготовили рогатины, чтобы спихивать с перекидного моста врагов. Башне оставалось лишь десяток саженей до того момента, когда она сможет стать частью его городища. Его городища. Частью его или частью его врага. Но пока враг был здесь. Дружинники, ориентируясь в темноте лишь на нечёткие контуры башни и отдельные угольки непогасших стрел на ней, усилили обстрел. И тут, как будто все боги разом услышали их мольбы, башня занялась огнём. Сначала по центру её расплылось пятно ржавых и навязчивых языков пламени, а затем, то тут, то там, начали заниматься брёвна от попавших в них стрел. «Два дня суховея сделали своё дело», — с радостью и облегчением подумал Осташ. Ему даже с такого расстояния был слышен крик отчаяния от напрасных трудов ратников Часлава. Но радость и счастливая улыбка на его лице была стёрта повторным сигналом рога.
Гонец, пролетев птицей через двор, с тревогой в голосе молвил Осташу: «Князь, к южной стене скачут всадники, полсотни. Лестницы с ними». «Вот оно», — подумалось Осташу, — «те самые, которых Часлав приготовил их напоследок и просчитался. Верно, что им ещё не было ведомо о крушении планов, и они действовали так, как было спланировано ранее – взобраться на стены, когда идёт бой с другой стороны и ударить в спину защитникам». «ВОИ, ЗА МНОЙ!» — взревел Осташ, и, увлекая за собой всех своих войнов, воодушевлённых помощью богов, ринулся через площадь к южной стене.
Как только боевые крики дружины Осташа стали удалятся, башня, которая продолжала гореть, преодолела последнюю сажень и, даже не думая полыхать дальше, разом скинула с себя все горящие шкуры. Масло, из потаённых котлов, в свой срок пролитое на них сверху лишь опалило шкуры, скинув которые, тура как оборотень во тьме, незримо сделала последние шаги. Оторвавшись от края башни перекидной мост, рухнул с треском и грохотом, круша и ломая зубцы на стене. Этот треск вкупе с яростным воем ратников Часлава, ринувшихся на безуспешно пытающихся удержать проход тройку стражников, вселил слабость в души осаждённых. Осташ, остановившись посередине двора, в замешательстве не успел перекрыть ни одну из брешей. С двух сторон: сверху, со стен, в каждого из оборонявшихся летели сулицы и стрелы. Теперь, зажатый внизу, с павшими духом дружинниками Осташ был в гораздо худшем положении, нежели чем даже решившись на вылазку. Его силы таяли с каждым мгновением, и последним усилием воли, он, вздёрнув вверх из рук раненого дружинника своё знамя, ринулся туда, где обманом ворвался в его град враг. Последняя надежда – столкнуться лицом к лицу с перехитрившим усилия всей его жизни врагом не сбылась. На подходе к стене он был сражён сулицей, пробившей звенья кольчуги у ключицы и прошедшим в самое сердце. Увидев падение князя, оставшиеся в живых дружинники бросали оружие, вставая на колени. Бой стихал.
Теперь уже новый князь и его дружина шла по княжьему двору. Начиналась история нового княжества. Часлав надеялся вписать его в летопись золотыми буквами, увеличив территорию и покорив соседей, занятых сварами друг с другом. За правым плечом князя шёл воин с глазами старика, прожившего всю жизнь на краю обрыва и каждый день бьющегося за то, чтобы удержаться на нём. Холодные глаза на безмятежном лице, окидывали убранство хором и постройки. Такими глазами охотник смотрит на добычу. И будь то даже дикий вепрь, встретив такой взгляд, сомнений не остаётся – охотник – это он, а ты – добыча. Часлав, обернувшись к воину, схватил его за плечи и с восторгом сказал: «Я не забуду твоей помощи, Сокол. Благодаря тебе я стал князем. Ты будешь первым из тех, кто будет стоять за мной!».
Ничуть не изменившись в лице и лишь слегка растянув губы в улыбке, воин в окровавленной кольчуге лишь посмотрел на новоиспечённого князя в ответ…
