Именно прокол, а не провал. Бывает и такое в жизни. Когда вроде бы получилось не так как хотели, но вполне так как нужно. Не помню точно – рассказывал ли здесь, но обычно использую эту историю, когда обсуждаю различные профессиональные деформации и их усугубление в дальнейшей жизни со своими близкими друзьями и товарищами.
Было это давно. В году так двухтысячном, или, в крайнем случае – две тысячи первом. База у нас тогда была в ауле Автуры, расположенного у подножья Черных гор, на реке Хулхулау. Шалинский район. Известное место. Интересное. Во-первых, Хаттаб там позиции имел в своё время очень хорошие. А во-вторых, что еще интереснее, в самом Шали — полный чеченский «интернационал»: такого смешения тейпов мало еще где найдёшь: гуной, макажой, чермой, цикарой и куча других по мелочи. Ну и село само по себе крупное.
Лагерь у нас был неплохой, чем-то смахивал на римские военные поселения – обнесенный бетонными плитами по периметру и с вышками, обвешанными бронёй. На тот момент особых активных боевых действий в нашем районе, по сравнению с более ранними периодами, не было. В основном за счёт грамотной работы разведки и контрразведки, которые выявляли очаги новых групп до того, как они заканчивали формирование. И тогда их либо давили, либо расщепляли и успевали нейтрализовать.
Само общественное устройство чеченских тейпов на тот момент находилось в значительном раздрае. Многие новые факторы, привнесенные войной и пришлыми исламистами влияли в большей мере деструктивно в отношении самих чеченских устоев, нежели в отношении нас. В первую очередь это характеризовалось тем, что ростки ваххабизма, занесённые в Чечню арабскими наёмниками и всевозможными эмирами из разных стран, вступили в резкое противоречие с тейпово-общинным укладом местных жителей. На моей памяти к тому времени было уже два случая, когда завербованные арабами боевики из числа местных жителей расстреляли своих же старейшин за «договоренность с федералами». Никакой популярности это им не принесло. Внутренние усобицы еще больше ослабляли иностранных боевиков, а уж отрыв от населения на своей же территории и противопоставление себя древним обычаям само по себе делало их большими чужаками для своих казалось бы сородичей, нежели нас.
Сам-то я, хоть и закончил своё первое обучение, в ещё Высшей школе милиции получив диплом юриста-правоведа и специализацию оперативника уголовного розыска, в дальнейшем прошёл переподготовку и большую часть жизни провёл в органах безопасности со спецификой именно разведывательной деятельности.
Однако не скрою, там, в основном наша задача была далека от оперативной работы. В основном она заключалась в простых вещах: получил приказ – выдвинулся вперёд и завершил этап всей разработки. Непосредственно разведкой и контрразведкой занимались «чистые» подразделения. Те, кто в брониках не спал и вместо четырёх боекомплектов таскал обычно только половину. Местами завидовал, но поделать ничего не мог. Проводили точечные захваты отдельных главарей и боевиков, которые могли сыграть решающую роль в создании новых противоборствующих бандформирований. Практика была успешной.
Вот об одном таком захвате – самом первом в нашей тамошней практике и пойдет речь. Надеюсь, что вступление вас не утомило.
Объект, которого надо было взять, и, при всей серьезности его уже имеющегося послужного списка, именно живым, жил в одном из близлежащих небольших селений. Дом его стоял не очень удачно – вторым от края, перемежаясь палисадником и высоким забором с соседями. На фасад дома выходили ставни и железный забор, высотой выше человеческого роста. Это было не очень здорово. Но терпимо. Здорово было то, что он жил не у себя дома, а у дальнего родственника из своего же тейпа, а сам родственник был там чуть ли не единственным представителем данного тейпа в селе. Напротив его дома жила семья, в которой жила девушка, к которой он неудачно пытался свататься. После неудачи уехал в Шали, уже к другому родственнику, искать жену там. Соответственно дома был только наш объект, мать и отец родственника и еще четверо их детей – несовершеннолетних по тому времени.
Надо было выбрать момент, когда дома будем минимум присутствующих, помимо объекта и сам объект будет в расслабленном состоянии. В ожидании момента просидели трое суток, попутно съездив на зачистку одного из горных лагерей. Вернее его остатков.
И вот, в один прекрасный день, вернее ночь, агентура принесла нашим операм весть о том, что мать и отец везут младшую дочь в больницу, а сам объект приходит на место только под утро. С учетом его бессонной ночи и того, что оставшиеся дети поутру мотают за территорию дома, как и все подростки в их возрасте — было решено брать именно в этот день. Самым ранним утром, как только дети из дверей выскочат на улицу.
Одним из важных моментов захвата боевика является дезориентация объекта в отношении того кто его взял и почему. Это важно для дальнейшей работы с ним дознавателей и оперативников. В первую очередь психологически. А это очень многое значит для получения важных сведений именно в первый период допроса.
Учитывая то, что контингент у нас на базе тоже был разношерстный, начиная от ОМОНа, внутренних войск, ГРУ, десанта, пехоты и нас, соответственно — выбор был большой. Проанализировав ситуацию, пришли к выводу, что с учетом наибольшей активности по задержаниям у ОМОНа — лучше всего сработать под них. Форма у многих из нас была еще со времен бытности подразделения в «Веге», так что вопросов с амуницией не поднималось и это обеспечивало нам дополнительно внутреннюю конспирацию. В то время четкого главенства в руководстве операций не было, потому значение скрытности в отношении своих же соседей имело значение. Большое. Любителей просто поболтать языками было достаточно, да и любители обменять информацию на деньги, пусть в большей мере и фальшивые, тоже встречались. Контрразведка с этим тоже работала вполне результативно.
Поутру, похлебав чаю, заваренного из набивших оскомину пакетиков, одевшись «как надо» на двух машинах выдвинулись на место. Наблюдатель по рации сообщал, что родители хозяина дом уже покинули, дети встали и скоро, судя по всему, выйдут из дома тоже. Объект, судя по всему, находился в одной из комнат, которая была у нас на схеме дома четко отмечена и изучена на предмет захода в неё с неожиданным визитом.
Первая машина с группой захвата – обычная «Нива» с наглухо тонированными стеклами была частью повседневной реальности чеченского быта. Никаких подозрений она не вызывала. Пятеро штурмовиков сидели внутри. Водитель был в составе штурмовой группы.
Вторая машина – с группой прикрытия, сопровождения и, заодно — эвакуации, шла на расстоянии километра – полутора позади первой. Время подхода к точке второй машины и было временем, отведенным на операцию по захвату. Машина была тоже симптоматичная – УАЗик «буханка». Грязно-бежевого цвета, с хорошей ходовой частью и полностью вычищенном салоном от всего, что там было. Только две железные скамьи по бокам и скобы на полу.
Высадка первой части «штурмовиков» прошла на углу улицы, через дом, который соединялся палисадником. К этому времени от связного уже поступила информация о том, что дети ушли. Втроем, резко переметнувшись в броне через забор, вышли под стены и там соединились с остальными двумя «штурмовиками», оставившими машину у противоположного дома, передав её наблюдателю, который уже покидал на ней зону проведения операции.
Дверь, как обычно в селах не была закрыта, в отличие от ворот, которые преодолели также сноровисто. Бег с препятствиями – это «конёк» тогдашней подготовки. Окна под прицел, дверь (хорошо смазанная, не скрипит) стволом в сторону, заход крюком, первая, вторая комната – кровать: лежит, дрыхнет, голубчик. Покрывало в сторону, ствол в грудь с давлением, наручник на одну руку, переворот, на вторую. Рот – «кляп». Матрац в сторону – гранаты, кровать поднять – автомат. Подмышки, на улицу, через сад, дорога. Буханка. Задняя дверь – закидываем его, забрасываемся сами, по газам, уходим. Тишина.
Выехали за село без эксцессов. Сообщили резервной группе об успешном выезде, дали отбой штабу на дежурившее подкрепление.
Дороги там, конечно, не автострады, но вполне приемлемые. Тем более для таких машин, как у нас. Трясло, конечно, но терпимо. Однако как-то сильно трясло в этот раз и, как казалось нам мимо ухабов. Мы, в эйфории от первого успешно выполненного задания, не особо обращали внимание на захваченного, которого перецепили наручниками на крюки в полу. Сидели, переваривали в себе все скоротечные моменты операции, анализировали, где можно было иначе и перебирали вполголоса все варианты, начинающиеся на «а если вот так?». До базы проехали блокпост, который до этого проехал наблюдатель и предупредил, что будут свои. Но постепенно наше внимание сконцентрировалось на боевике. Он трясся мелкой дрожью настолько сильно, что даже на первичное шоковое состояние уже было не похоже. Сняв с его головы маску, повернутую задом наперёд, повернули голову, чтобы пощупать пульс и установить, нет ли каких повреждений или ещё чего. Бледное лицо, покрытое крупными каплями пота, с заросшей щетиной щеками и подбородком смотрело на нас стиснув зубы и пытаясь унять нервную дрожь.
— Вы меня убиёте?
— нет.
— кто вы?
Молчание.
— вы же не милиция… я знаю.
Малое недоумение начало просачиваться в нас. Ладно, это мы знаем как проходила операция, он – то застал только её окончание, потому судить вряд ли мог о степени подготовки.
— ФСБ, да?
— с чего ты решил?
— точно не убиёте?
— нет, почему ты так решил?
— … вы же меня не ударили даже ни разу…
Вот так. Такой простой момент, а тогда совершенно выпал из наших скрупулезных расчетов всей операции по прикрытию. Урок был на всю жизнь. Имитировать нужно не только то, что должно быть у имитируемого объекта, но и то, что по идее не должно быть, но имеет место…
Постскриптум для любопытных.
— ну и чо – потом стали потом бить всех подряд, да?
— да нет, просто стали сами под себя работать, а там уж как придется. Профессиональная деформация – она у каждого своя. Специфика везде есть.
— а с этим чо?
— да кто его знает, опера информацию с него получили, а дальше, скорее всего, попал в фильтрацию, а затем снова на волю. Может, гуляет, где теперь, а может, убили давно. Не виделись больше.